[...] Ваш покорный слуга, европеец, вполне довольный своим происхождением, никогда не мечтал посетить Соединенные Штаты. За двадцать с лишним лет скитаний у меня так и не возникло желания побывать в этой стране. Пусть себе едут, кому интересно. Теперь я думаю, что менять иногда своё мнение если не мудро, то уж наверняка честно.Когда я всё же отправился в Штаты по неотложным издетельским делам, многие из моих самых серьезных опасений не замедлили подтвердиться. Однако мне посчастливилось обнаружить по-настоящему красивые и волнующие вещи, места и лица. Я нашел там благородство, культуру и друзей. Меня поразили книжные магазины, библиотеки, галереи и необычные музеи. Я повстречал людей, которые рассуждали об истории моей страны с глубиной, которой не хватает слишком многим испанцам.
С Говардом мы дружим уже несколько лет; с тех пор, как я показал ему Севилью и бары Трианы, и подарил серебряный кубок из ювелирного магазина в Кампане, неподалеку от киоска моего приятеля Курро. Это был настоящий кубок тореро. На нем не успели выгравировать имя, и Говард сделал это дома, у бруклинского ювелира. Мой друг родился в Бруклине и живёт в нём до сих пор, правда, теперь в доме с видом на реку и мост. Говард - воплощение американской мечты. Он из бедной семьи, работал как проклятый и наконец смог купить себе превосходный дом. Этот дом - единственное, что жена Говарда оставила ему после развода. Рок-певица, смуглая красавица, она разбила моему другу сердце, но зато подарила ему прекрасну дочь, которую Говард обожает. Он подружился с новым бойфрендом своей жены, чтобы почаще видеть дочурку. Элегантность и европейские манеры Говарда очень нравятся женщинам, но ни одной из них он не позволяет встать между собой и своей дочерью. Они часто гуляют по Бруклинскому мосту, взявшись за руки, как двое влюбленных. Иногда Говард оборачивается ко мне и говорит: "Ты только посмотри на неё. Посмотри, какие глаза. Она так же красива, как ее мать, чертова ведьма!"
Как видите, Бруклинский мост играет в нашей истории не последнюю роль. Ещё нам нравится ресторан прямо под ним, напротив Манхэттена. Это здесь Говард сказал мне, что гордится своим происхождением - гордится, что был нищим пареньком из Бруклина. Он так пылко говорит о своём квартале, этот элегантный космополит. "Ты заметил, - спросил меня Говард, - что в любом голливудском фильме о войне есть крепкий парень из Бруклина?" На самом деле он говорил о себе самом, вспоминал собственное детство. И, слушая его, я понял Соединенные Штаты так хорошо, как не смог бы понять за всю свою жизнь. Особенно в тот момент, когда Говард вдруг задумался о чем-то и наконец гордо произнес: "My city", показав на небоскребы по ту сторону Гудзона. В тот момент я сумел полюбить Нью-Йорк почти так же, как мой друг.
Перес-Реверте, "Мой американский друг".
Нет, право же, я никогда не могла позволить себе роскошь презирать какую-либо отдельную нацию за не лучшие характерные качества, а уж тем более презирать целую страну хоть в чём-то, казалось бы, возможном для такого понятия, как осуждение.
Америка для меня была страной не национальностей, так называемый melting pot, а страной, в отличие от всего остального мира, где государства формируются скорее по национальному признаку проживающих там, людей особого склада - "страной больших возможностей". Тот, кто прошёл "естественный отбор" двух серьёзных войн, которые сформировали Америку, позднее создал условия для последующих поколений привечать бесконечные волны эмиграции со всего мира.
В самом деле, почему для многих Америка кажется, была и есть неким прообразом места, куда стоит стремиться. Ответ из начала - "страна больших возможностей", там действительно, если ты принадлежишь к упорному сорту, ты можешь добиться признания скорее, что не всегда возможно на Родине, каким бы распрекрасным человеком ты был. Проявляй себя для общества - вот заповедь. Но здесь уж действует особый склад характера, это должно быть в натуре - либо ты этому соответствуешь, либо нет, и там это понимаешь, и уже решаешь для себя - принимать ли это и прояснять для себя будущие изменения в этом направлении мышления человека, либо найти силы мириться, либо - вернуться назад.
Молодая страна носится с созидаемой ею культурой, коей от роду около 300 лет, особенно приветствуя всё новое, необычное, неповторенное до этих пор, чьи лавры, как патент, она может разделить по ограниченной лицензии, и упрекать её за это не стоит. Смитсониан Инститьюшнз стоят наряду с Метрополитен-опера, современное искусство всегда пользовалось финансовой поддержкой, если не государства, то коммерческих предприятий и частных лиц. Смотрящие и стремящиеся вперед, быть первыми, особенно почитали авангардизм.
Практичность, стремление воплотить в жизнь, прагматизм, мечтательность без отрыва от реальности - что ещё стоит поблагодарить за яркий критический реализм в литературе начала 20 века, Драйзера и Стейнбека, развенчивающих культ?