«Рыцарские доспехи весили непомерно много, и рыцарь в них не мог самостоятельно залезть на лошадь»
Миф берёт свои корни от турнирных доспехов, которые действительно со временем всё больше утяжелялись, так как усиливались требования к безопасности. Но они нигде, кроме турнира, и не использовались. Боевые доспехи же были относительно лёгкие (в районе двадцати килограммов). И позволяли комфортно носить их в течение довольно продолжительного времени (до пары суток, естественно, при условии что такие элементы, как шлем, рукавицы/перчатки и голени по возможности снимались). Так как доспехи имели грамотную систему крепления и распределения веса, тренированный человек практически не испытывал неудобств при обращении с ними и мог не только залезать и слезать с коня без помощи пажа, но и спокойно вести манёвренный пеший бой.
Также беспочвенен и миф о том, что упавший с седла рыцарь не мог сам встать. Вставал, как миленький, если не терял сознание от повреждений. Исключение — опять же, турниры, где рыцарь действительно был запаян в броню с ног до головы, но на турнире быстро вставать после падения было и не нужно, так как падение одного из рыцарей с коня, как правило, было финальной точкой поединка. Впрочем, правила различались от турнира к турниру, иногда и мечами махались до полной отключки.
«Рыцари дрались насмерть и гибли сотнями» vs «Рыцари были неуязвимы в доспехах»
Противоположный по форме и одинаковый по содержанию бред, проистекающий из двух различных веток рыцарских романов — «боевой» и «гламурной».
По существу вопроса, как отмечалось выше, хороший доспех стоил больше, чем крестьянин видел за жизнь; наверное, если бы он не работал, черта с два кто бы раскошелился. Летальность турнирного боя со временем снижалась, пока не стала стремиться к нулю (см. выше). С полевыми сражениями интереснее. Длительное время (приблизительно до пятнадцатого века) убить рыцаря в качественном доспехе[2] было весьма непросто. Отсюда популярность не фэнтэзийных мечей, но всевозможных палиц, моргенштернов, дубинок, копий, алебард и подобного: вместо малопродуктивного прорубания доспеха оглушить носителя грубой силой. Глушеная рыба шла на рынке, точнее, за выкуп, не то чтобы на вес золота, но в сравнимых порядках. Поэтому для распоследнего ратника передать подраненного противника сюзерену на предмет заработать (поскольку самому простолюдину получить с рыцаря выкуп не светило) означало шанс к хорошей жизни, а добивание такового — довольно надежные и весьма вероятно летальные пиздюли от начальства же.
Через это подавляющее большинство боевых потерь рыцарства проходило по категориям раненых и плененных, а основной причиной смерти оказывался не вражеский клинок, а воспоследовавшая гангрена (ибо до концепции антисептики в медицине оставалось протянуть буквально пару сотен лет; тот самый Львиное Сердце, каких-то десять дней агонии — и тамЪ).
С другой стороны, некоторые войны (чем особенно славились религиозно замешанные, вроде Альбигойских, и базировавшиеся на перезрелой взаимной ненависти, как например постоянно получалось у англичан с французами) велись совсем уже на другой планете не только от соображений рыцарства, но и от вполне денежной выгоды. В таких случаях ВНЕЗАПНО обнаруживалось, что если плененных и оглушенных добивать, то рыцарям следует очень memento mori. Ну, а с постепенных распространением сначала мощных луков и арбалетов, успешно пробивавших доспехи (битва при Пуатье до сих пор считается среди историков образцовым примером), а затем и огнестрельного оружия, выживаемость рыцарей действительно стала приближаться к таковой у легкобронированной пехоты — один рябчик — один лошадь. Что, в свою очередь, и привело к закату всей темы.
Но это уже совсем другая история и совсем другое время.
«Меч — вот оружие, достойное рыцаря»
Адово распеаренное клише, чьи корни теряются в веках, а именно в истории кельтов, которые поклонялись мечу. Их-то римско-греческие соседи главной-то фишкой считали копье. Меч и его разновидности — это фишка не сколько этого вашего Средневековья, а в большей степени Древнего мира. Предки толерастов из ЕС тысчонки две назад бегали по лесам и полям с этими самыми ковырялами наперевес и очень любили отрубать друг другу головы. Ибо доспехи в те суровые времена мог себе позволить даже не каждый саксонский или франкский вождь, а от закованных в бронзу легионеров проще было бежать куда угодно, покуда цел. Руки-ноги у всех врагов почти голые — отрубай не хочу. А вот как раз в отрубании славному ковыряльнику с тяжёлым клинком равных нету. Та же байда сохранилась и в Раннее Средневековье. Трешевые скандинавские саги полны упоминаний безногих и безруких. И мечей в одной Скандинавии если не over 9000 найдено, но тЫщЫ полторы точно.
Надо понимать, что наравне со многим другим, металлургия — наука, получившая настоящее развитие лишь в новое время. Длинный и плоский лист металла в древности мог быть либо мягким, либо хрупким, либо не совсем то и другое, но астрономически дорогим. Полумифическая «дамасская сталь», в частности, получалась чередованием слоев мягкого и хрупкого. В этой вашей Японии с катанами такая же хренота.
Отсюда и легенды о древних мечах, которым сражался ещё пра-пра-прадед владельца, а то и вовсе какое-нибудь ктулху — меч был не самым эффективным, а самым дорогим и понтовым оружием. Ими не столько рубились, сколько потрясали на всяких пирушках.
И да, меч отлично рубит небронированную чернь, которая составляет отряды копейщиков и прочий рядовой состав, но против равного соперника в латах подавляющее большинство мечей работают чуть хуже лома, так как весят меньше. Так мы получаем расовый цвайхендер сиречь двуручник, коими вооружают грязных бородатых ландскнехтов — те ими и охаживают крестьянские толпы или турок-осман.
Со своей стороны, дубины, палицы, булавы, моргенштерны, шестоперы, боевые молоты и кистени совсем чуть-чуть неудобнее для мясорубки (застревают в первой же голове, черти!), но качественно иначе работают против доспехов: вместо малоосмысленной рубки железа железом наносят ударные повреждения сквозь обмундирование прямо в тело. «Труп выглядит как живой», что называется. А копья, клевцы, чеканы и прочие боевые топоры и секиры были предназначены именно для рубки дров, то есть концентрации максимума удара на минимальной поверхности. Что очень печалило мародеров, поскольку доспехи с дырками уходили барыгам со скидкой.
Все вышеперечисленное технологически представляет собою тупо кусок металла, не очень важно какого качества, на деревянной рукоятке. По сравнению с цельнокованым клинком… ну, ты понел.
Вообще, историческое значение меча есть предмет постоянных срачей между разнообразными историками, реконструкторами и примкнувшими — и читателями фэнтэзи в комплекте с эльфами восьмидесятого уровня. Характерно, что где-то в совсем хорошо наблюдаемом и изученном 17+ веке, после исчезновения доспехов на поле боя (по описанным в предыдущем пункте причинам), мечи у офицеров быстро сменились на предельно облегчённые шпаги. В итоге легко заметить, что по доспехам — булава, без них — шпага, без денег — копье (в отличие от всего вышеописанного не выходившее из моды вообще никогда), а меч — некий гибрид первого и второго без малейшего внимания к третьему, если не считать польский концерж или кончар - полутораметровую кавалерийскую шпагу. Ну, и в итоге это непонятное орудие сомнительной полезности имеет в литературе и культуре распространение куда большее, чем в истории.
«Рыцари были жуткими грязнулями»
Рыцари были не чище и не грязнее остальных людей в тогдашней Европе. Другое дело, что по меркам просвещённого XXI-го века «жуткими грязнулями» тогда были вообще все.
Гадить под себя, тем не менее, было не принято. Средневековые одежда и доспехи максимально облегчали процедуру справления малой и большой нужды. В то время не было штанов в классическом их понимании, а носили так называемые шоссы, представляющие из себя суконные чулки, которые подвязывались к нижнему поясу, а в XV веке стали сшивными (на жопе) и заимели брагет — клапан спереди (дабы не усложнять процедуру облегчения). Функцию защиты чресел от окружающего воздуха выполняли средневековые панцу, называемые «бре», которые имеют дальнего правнука, известного сейчас как семейки. Они зачастую имели длинные штанины (если это можно так назвать), которые заправлялись в шоссы. Чтоб не поддувало. Даже будучи одетым в доспех, облегчиться — дело минуты, так как доспех всегда был открыт снизу. И достаточно было приспустить шоссы на необходимое расстояние для извлечения МПХ или жопы, и можно делать дело. Открытый снизу доспех даже комфортней — так мягче сидеть верхом, а причинное место прикрыто конём и седлом с металлической пластиной. Если же воену приходилось драться пешком, то он надевал металлическую юбку до колен (или кольчугу, в зависимости от понтов, эпохи и модных веяний).
Во второй половине XV века появился гульфик, который представлял собой… нехилых размеров стальной член (полый естественно), иногда с лыбящейся рожицей на залупе. Впрочем, чаще всего он носился в парадных целях, а не в бою — даже вкупе с появившейся позже бронезадницей он не обеспечивал такой защиты, как юбка — в щель между гульфиком и набедрениками с ташками (tassets) можно присунуть меч или копьё, что латной юбке не грозит.
Но это мы отвлеклись. Суть в том, что рыцари хоть и грязнули, но понимали, что такие вещи как дефекация и мочеиспускание в бре влекут к очень малоприятным последствиям для кожи и общего здоровья в целом и МПХ с жопой в частности. А мнение о вони рыцарей происходило от несколько других причин: анонимус, нацепи на себя плотный свитер-поддоспешник и активно помаши длинным трёх-четырёхкилограммовым ломом с полчаса под жарким палестинским солнцем. Чуешь, чем пахнет?
«Рыцари не стирали одежду подолгу»
Этот миф верен, но лишь отчасти. Дело в том, что в средневековье не стиралась только верхняя одежда. А давно-ли Анонимус стирал свой верный пуховичок? Нижняя, которая представляла из себя камизу (рубаха) и бре (трусы-семейки), стиралась по возможности часто. К тому же в рыцарской среде был популярен институт обетов — эдаких священных христозных клятв, которые рыцарь, раз уж дал, то обязан был держать оговорённый срок и никак иначе (гнилые отмазки типа: «да я был бухой в драбадан»; «да она просто обещала мне дать, и только поэтому я…» — не канали). Разумеется, рыцари отнюдь не давали фундаментальных обетов за редким исключением, чаще всего клялись определённое время (пятнадцать суток) или до определённого события (пока не помогу пятидесяти старушкам перейти дорогу, пока не трахну трёх драконов) носить какое-нибудь пафосное прозвище, не бриться, не стричь ногти, не мыть тело, не бухать винцо, короче, всячески стеснять себя, но не глобально.
«У рыцарей была железная дисциплина»
Перпендикулярно. Мы все помним из учебника по истории, что у рыцарства не было чётких прописных уставов и не было единой организации, которая бы за ними следила. Зато было понятие равенства и сюзеренства. Равенство изначально подразумевало, что все рыцари равны между собой, а правит ими только достойнейший из равных (обычно это король; редкие, по преимуществу книжно-романные паладины иногда замахивались либо на Б-га, либо на абстрактную высшую справедливость). Сюзеренство представляло из себя иерархию подчинения, известную нам со школы: «вассал моего вассала не мой вассал». Первое и второе привносило в обычную жизнь рыцарства такие весёлые дебаты на тему что, кто и как должен делать, что порой походный лагерь превращался в знатнейший балаган.
Точнее, в такой балаган превращался каждый походный лагерь, кроме тех редких случаев, когда большой пахан оказывался мощным, как бык, надежным, как трах, и резким, как понос. Крупных фигур подобного масштаба история со времен Ричарда I не знала.
Доставляли такие отдельные пункты сюзеренства, как максимальная длительность похода (после чего вассал мог с чистой совестью съебать нахуй оставив своего сюзерена одного в чистом поле), минимальное количество дружины, которую вассал обязан привести по первому зову сюзерена, жёстко установленное количество девственниц, поставляемых ко двору сюзерена на праздники и прочее. Причём по понятиям Средневековья, эти нормативы не стоило превышать, даже если вот именно сейчас очень надо для дела, и вассал сам не против — ибо тогдашнее обычное право легко могло обязать его в будущем делать то, что он сделал однажды из чистой любезности. Gopnick-age, чего ж вы хотите.
Из-за этого был проёбан не один десяток битв и походов.
Рыцарь олицетворял собой идеал средневекового понимания мужественности, то есть ходил петух петухом (нет, дети, не тот, а весь из себя такой гордый красава), играл мышцой перед бабцами, раздувал ноздри и опять же играл мышцой перед мужиками, мимикрируя под бычару. Такой рыцарь не мог ни в коем случае позволить себя затмевать тем, кто по рангу был ниже его хоть на полмиллиметра, он всегда хотел быть самым-самым отчего дико фалломорфировал при угрозе своим иллюзиям. По этой причине сборы феодальных лордов, имеющих под командованием большие армии для определения, кто же поведёт всю эту ораву гордого мужичья в железе, превращались в конкурсы по фаллометрии, в которых аргументом порой становился меч и были реальные жертвы, отчего страдала политическая успешность предприятия (Не все хорошие генералы хорошие фехтовальщики, и наоборот).
Алсо, часто феодалы выбирали какого-нить авторитетного старого пердуна со стороны, который, может, уже и сам забыл, когда в последний раз садился на коня, но зато в молодости эпично насовершал и Анон помнит. Такому старпёру рыцарям было не в падлу кланяться и слушаться его без урона для своей опухшей чести. Что и приводило иногда на вершину людей взрослых, умудренных опытом и не стестенных недоёбом, либо, по крайности, умных манипуляторов, руливших всем из-за спины старого маразматика.
Одна из причин, кстати, почему многие рыцари предпочитали молиться Деве Марии — она не мужик, перед госпожой не ущербно для ЧСВ на коленях стоять, в то время как перед самим Б-гом некоторые железнолобые чувствовали себя неуютно.
Стоит также добавить, что для решения проблем с дисциплиной и были созданы рыцарские ордена.
«Рыцари странствовали и воевали в одиночку»
Не будем об оруженосце (одном или нескольких), без которого рыцарь — как современный гендиректор без секретарши. Нормальный рыцарь поставлялся в комплекте с так называемым «рыцарским копьём». Куда входили он, оруженосцы, пажи и от пары-тройки до нескольких десятков конных и пеших, лучников и бойцов, с конным сержантом во главе. Количество исходило из понтогонных и финансовых возможностей рыцаря, так как одоспешивал, вооружал и платил им денежку начальник из своего кармана.
Это «рыцарское копьё» — большая заноза в заднице историков, так как в описаниях многих битв того времени тогдашние графоманы-летописцы любили указывать не количество людей в целом, а количество «копий». Учитывая неоднородность и разброс в количестве людей в копье, посчитать, кого и сколько там взаправду было, становится архигеморройной задачей.
Тем не менее, образ странствующего рыцаря-одиночки был весьма любим авторами рыцарских романов (в том числе, средневековыми). Это нормально для художественного произведения, однако в те времена можно было наглядно убедиться в том, что герой рыцарского романа отличается от обычного рыцаря так же, как Индиана Джонс — от среднестатистического археолога. Сегодня же образ из рыцарских романов для обывателя является чуть ли не единственным источником сведений о сабже, из-за чего и появился данный миф.
«Засилье рыцарей и тысячные армии рыцарей»
Миллионы, что уж там. Количество рыцарей по отношению к остальному населению было ничтожно («Аванта», например, приводит число в 2750 рыцарей на всю Францию и Англию вместе взятых, по состоянию на XIII век). Многотысячные армии тех самых рыцарей присутствуют только в больном воображении людей, насмотревшихся Властелина колец. Даже в такой величайшей битве того времени, как битва при Азенкуре, при численности французского войска в десять тысяч лягушатников количество рыцарей не тянуло и на полторы тысячи благородных рыл. И это ещё по смелым оценкам.
И пусть в войске их был мизер, рыцари являли собою тузы в колоде, самый мощный род войск — бронированную тяжёлую кавалерию, вместе с сержантами составлявшую основу любой средневековой армии. Гораздо более многочисленная пехота — простолюдинные кнехты, как ближнего боя, так и стрелки — в полевом сражении была вспомогательной силой, зато оказывалась очень полезной при штурме повсеместных тогда замков. Но удар разогнавшегося клина рыцарской кавалерии был самым страшным видом уничтожения вплоть до изобретения огнестрельного оружия и тактики пехотинцев держаться твёрдым строем с выставленными пиками. Несмотря на то, что фаланга была придумана ещё древними греками и усовершенствована не менее древними римлянами, в Тёмные Века недисциплинированные варвары её успешно проебали (по сути, стена щитов в более-менее приемлемом виде сохранилась только у тех народов Европы, у которых конная дружина так и не смогла окончательно вынести с поля боя пеших ополченцев — на Руси, в Скандинавии и т. п.). Восстановлена была пикинерская тактика только у швейцарцев к XV веку. Хитрые чехи в то же время использовали ещё более лобовой вариант — ставить мобильные стенки из телег, нагруженных всяким хламом, снабжённых бойницами для пальбы и скованных цепями. Кавалерийский набег натурально вынужден был распихать своими тушами вагенбург, чтобы добраться до подлой черни.
Известно охуенное количество битв, где гибло только простонародье. Нет, рыцари тоже рубились, но у этих было не всегда принято убивать друг друга (плохой тон, однако, потрошить собрата, благородного дона), всё больше старались либо оглушать врага, либо брать в плен. Чернь тем более старалась рыцарей не убивать. Пленников, как упоминалась ранее, не брали только уж в совсем непримиримых холиварах, в случае народных восстаний, да и, в частности, себе-на-уме швейцарцы, не имевшие своих рыцарей и вообще не слишком богатые, чтоб ещё пленных кормить (швейцарский законодательно [!] закреплённый обычай не брать пленных послужил причиной обоюдной взаимной ненависти с рыцарями, а потом и с другими илитными видами войск позднего средневековья).
Ещё одним фактором, сдерживавшим рост количества рыцарей, было крайне низкое количество лошадок, достаточно сильных и выносливых для рыцарских утех. В отличие от доспехов, которые могли быть подобраны с трупа либо достаться по наследству, лошадку приходилось растить самому либо покупать за серьезные деньги. При этом служила она недолго (попробуй потаскай на горбу железного человека да побегай с ним галопом), легко ранилась, ни для каких других дел не годилась. Не случайно путешествовали рыцари обычно на рядовых конягах, а боевой конь отдыхал под попоной.
«Рыцарь должен быть в латах»
Большую часть времени существования рыцарства использовались кольчуги, а латы стали эволюционирвать из наручей и поножей, носимых с бригантиной, которая на Руси называлась куяк (хуяк — монгл.). Бригантина — это жилетка из пластин под сукном типа бронежилета, до Столетней войны малораспространённая. В результате Столетней войны, когда выяснилось, что стрела из двухметрового лука, выпущенная здоровым амбалом (знаменитые английские лучники), легко пробивает двойную кольчугу, бригантины стали дичайше котироваться.
Более того, настоящие полные латы (full-plate) были широко распространены чуть более ста лет — с конца XIV века примерно до середины XVI. Позднее же их носили не столько простые шевалье (рыцари), сколько высшая аристократия и жандармы (тогда ещё не полиция, а королевская гвардия), в то время, как не сильно родовитые дворяне вместо посвящения в рыцари стали идти в кирасиры и рейтары[4], где полного доспеха не носили, а то и вовсе офицерами в пехоту.
Первыми превратить наручи и поножи в латы, дополнив их набицепсниками и набедренниками додумались в Испании с Португалией ещё в конце XIII века. Что никак не впечатлило прочую Европу, поскольку для конной сшибки двух всадников с копьём и щитом вполне хватало кольчужного доспеха, и даже простые наручи с поножами мало кто носил. И только Столетняя Война породила высокий спрос на тогда ещё неполные латы и бригантины, которые стали быстро эволюционировать. Ко времени подвигов Жанны д’Арк, комбинация ручных-ножных лат и бригантины успела проэволюционировать в полный доспех. Правда, сказать, что именно фулл-плейт поспособствовал подвигам Жанны, не получится, потому что немалая часть рыцарей при её жизни вместо новой и дорогой импортной латной кирасы продолжала носить бригантину отечественного производства.
В производстве фулл-плейтов изначально лидировала Италия, производившая округлые гладкие латы, а вслед за ней тогда ещё с отставанием шла Германия с её грубой угловатой бронёй. В других же странах полные доспехи вплоть до заката эпохи рыцарей не производились, и лишь в середине-конце XV века, в разгар Высокого Возрождения, в Англии с Францией всё же научились делать собственные фулл-плейты. Безусловное лидерство Италия удерживала, пока в Германии не появились гатишные латы, и уже итальянцы стали подражать германским доспехам.
Таким образом, символ средневековья — Gotische Rüstung — был современником Колумба, первых шпаг (не хуёвых классических булавок, а фактически настоящих полуторных мечей, отличающихся от обычных полуторников сложной гардой, позволяющей не ссать за свои пальцы и без латной перчатки) и пистолетов Леонардо да Винчи. Готические латы были доступны в основном рыцарям Центральной Европы. Подавляющая часть благородных испанских и португальских донов из-за бедности могла позволить себе купить фулл-плейт лишь отправившись вслед за Колумбом, да и то если очень повезёт (Кортесами становились отнюдь не все). Да и в Польше такие доспехи были доступны в основном магнатерии, а немалая часть шляхты вместо лат перебивалась кольчугами и бехтерцами. Впрочем, с позднее возникшей гусарией всё было точно так же — даже неполный «рейтарский» доспех крылатого «товарища» мог позволить себе в лучшем случае один из десяти исполчённых дворян. В Богемии (Чехии) с ценами на германский фулл-плейт обстояло значительно лучше, так как Богемия официально входила в Рейх, была важным торговым центром (своя соль, серебро и железо), не говоря уж о близости Нюрнберга и Аугсбурга. Относительно неплохо с доходами дворян обстояло в Англии, правда, там готичный германский фулл-плейт могла себе позволить лишь высшая аристократия, но тем не менее доход простых рыцарей всё же позволял купить недорогой полный доспех итальянского производства (дорогие итальянские фулл-плейты по понтам и ценам не уступали германским) или заказать что-нибудь в этом духе у своих кузнецов (получив на выходе что-то вроде изделия китайского автопрома).
«Крепостной, ставший рыцарем, получит вольную»
В целом, это действительно правда. Но только не при Первом Рейхе (Хайлигь Рёмишь Райх, прозванный Наполеоном «не-Священная не-Римская и не-Империя»), там он и дальше оставался крепостным, даже получив заветную приставку «фон», герб и прочие дворянские атрибуты, юридически считаясь крепостным своего сюзерена, и вливаясь в особое странное сословие именуемое Ministeriales — это как примерно мамлюксие султаны и эмиры Египта и Сирии, юридически остававшиеся рабами, даже ставши полноправными монархами.