Лилии не прядут
КАРЛ МАННЕРГЕЙМ: МАРШАЛ, КОТОРЫЙ ПОБЕДИЛ СТАЛИНА
Автор: Алексей ПИДЛУЦКИЙ
Летом 1987 года мы с друзьями отправились на шлюпках в поход по шхерам Ладожского озера. Северная природа была преисполнена величия и какой-то хмурой красоты. Трудно даже было определить, какое, собственно, «тысячелетье на дворе». Казалось, что из очередного пролива вот-вот выплывет корабль с рыжими загорелыми викингами в рогатых шлемах или лодка с белокурыми финнами в домотканых рубахах. Впечатление усиливалось полным отсутствием людей. Уже за несколько километров от города Сортовалы невозможно было встретить живую душу. Каждый остров был необитаемым. И на каждом можно было найти следы жизни — старую яблоню с искореженными ветками, полузатопленную дренажную канаву, камни от фундаментов разрушенных домов... Только черепа и человеческих костей где-то в траве недоставало для того, дабы показалось, что ходишь по руинам средневекового городища, разоренного хищной чужеземной ордой. Разоренного жестоко, до основания, так, чтоб и следа не осталось от его жителей. Хотя почему, показалось? Собственно, все так и было…
Ранней весной где-то лет за пятьдесят до нашей поездки люди, испокон веков жившие на этих островах, вынуждены были бежать куда глаза глядят, покинув свои дома. Считанные старики, решившие остаться под чужеземной властью, прожили в своих хуторах не более двух недель — всех их депортировали на север Сибири и ни один (!) из них никогда не возвратился ни на родное пепелище, ни к своим детям, убежавшим на запад. «Освободители» так никогда и не смогли «переварить» болотистые земли на холодном краю земли. На нескольких десятках островов просто невозможно было создать колхоз — не существовало таких лодок, чтобы возить с острова на остров трактор «Беларусь» или комбайн «Дон». Посему все покинутые хутора безжалостно и методически разрушили.
После Советско-финской войны 1939—1940 года Финляндия потеряла территорию, где проживали 15 процентов населения, «финский Сочи» — Сортовалу, город, где летом временами можно даже загорать, самые плодородные свои земли, у русских признанные вообще «непригодными для сельского хозяйства»...
Тем не менее в кровавой, страшной, казалось, безнадежной войне финны отстояли самое дорогое — свое независимое государство. Финляндия так никогда и не стала ни «советской», ни «народной» республикой, ни составной частью, ни сателлитом СССР. Энкавэдисты так и не смогли провести массовые депортации «контрреволюционных и антисоветски настроенных элементов» из этой страны, никто никогда не загонял в колхозы хуторян Похьойс-Карьялы или Кески-Суоми, секретари парткомов не распинали лучших представителей интеллигенции за «националистические уклоны в творчестве», а работяги Хельсинки не теряли постепенно человеческое подобие под влиянием всеобщего скотства советской жизни.
Всем этим финны в огромной мере обязаны графу Карлу-Густафу-Эмилю фон Маннергейму, маршалу и главнокомандующему, регенту государства и президенту республики, человеку, дважды спасшему эту страну от красного потопа, который, казалось, должен был бы полностью залить ее.
Путь космополита
Большинство исторических деятелей определяет смысл своей жизни еще в ранней юности и неуклонно продвигается к раз и навсегда намеченной цели. А Карл Маннергейм нашел свое предназначение в возрасте 50 лет. Нужна была историческая гроза в виде двух российских революций 1917 года и несколько недель непростых раздумий и сомнений, чтобы генерал-лейтенант армии Николая II написал заявление об уходе с российской службы и отбыл из Одессы на отчую землю, где он не жил 30 лет, — создавать и защищать демократическую Финляндию.
До сих пор точно не установлено, в каком из имений своего отца — Лоухисаари или Вильнесе — родился будущий маршал. Но абсолютно точно известно, что произошло это 4 июня 1867 года и он был третьим ребенком одного из наиболее родовитых аристократов Финляндии графа Карла-Роберта фон Маннергейма и его жены Хелены, урожденной фон Юлин.
Пращуры Маннергейма прибыли в Швецию, владевшую тогда Финляндией, в XVII веке из Нидерландов. Прадед Карл-Эрик был лидером Аньяльской лиги, боровшейся против шведского короля Густава III; в 1795 году приговорен к казни, и только благодаря королевскому помилованию сохранил жизнь; в 1809 году, когда русские захватили Финляндию, возглавил делегацию сословий новообразованного Великого княжества, которая договаривалась c русским царем Александром I о статусе страны в составе Империи Романовых. Дед Карл-Густаф-Эмиль (в честь которого и назвали нашего героя) был председателем Высшего апелляционного суда Финляндии и ученым-биологом, а отец — известным поэтом, писателем и предпринимателем. Предпринимательская деятельность графа не удалась, он обанкротился и выехал в Париж, где провел последние годы жизни в кругу богемы. Имения отца распродали, и мать с детьми была вынуждена жить в имении своей мачехи. Когда Карлу-Густафу-Эмилю исполнилось четырнадцать лет, его мать умерла, отца, прожившего еще 33 года, он так никогда больше и не увидел, и его образованием и воспитанием занимался брат покойной матери Альберт фон Юлин.
Семьи и отца, и матери принадлежали к шведской аристократии Финляндии, их родным языком был шведский. Шведы захватили страну еще в XII столетии, и к началу XIX века финский язык оказался практически вытесненным из всех сфер культурного употребления — на нем разговаривали только крестьяне, впрочем, составлявшие 80 процентов населения страны. Не случайно, что первым пунктом требований (или пожеланий) граждан Финляндии, которые Маннергейм-прадед привез российскому императору, являлось утверждение шведского в качестве единственного языка администрации и суда в новообразованном Великом княжестве. Национальное финское возрождение началось лишь в середине XIX века, и первой реакцией на это со стороны шведской общины стал выпрошенный у русского царя указ 1850 года, запрещавший издание книг на финском языке. Только за год до рождения будущего героя Зимней войны, в 1866-м, финской общине удалось ввести в начальных сельских школах преподавание финского языка наравне со шведским.
Ныне финские патриоты стараются доказать, что семьи Маннергеймов и Юлинов были двуязычными, пользовались наравне шведским и финским, однако это представляется довольно сомнительным. По крайней мере, в 1918 году, когда Маннергейм возвратился в Финляндию, он имел огромные трудности при общении по-фински да и потом, до самой смерти, разговаривал на первом государственном языке страны с очень заметным акцентом, допуская множество ошибок.
Как бы там ни было, среднее образование Маннергейм получал на шведском — и в Хельсинкском приватлицее в 1874—80 годах, и в гимназии в Гамине в 1881—82, и в Гаминском кадетском корпусе в 1882—1886 годах. Из кадетского корпуса будущего маршала с позором исключили за многочисленные нарушения дисциплины. Лишь в следующем году он экстерном сдал выпускные экзамены в Хельсинкском приватлицее и, получив аттестат о среднем образовании, предпринял вторую попытку военной карьеры. Хотя еще в 1878 году в составе российской армии создали отдельные вооруженные силы автономной Финляндии, молодой аристократ не горел желанием служить в этом провинциальном корпусе. В 1887-м двадцатилетний Маннергейм вступил в одно из наиболее привилегированных юнкерских училищ России — Николаевское кавалерийское в Санкт-Петербурге. Так началась его тридцатилетняя военная служба в имперской армии.
В Санкт-Петербурге юнкер уже не бесчинствовал и через два года с отличием закончил училище, получив звания корнета. Прослужив два года в Польше, Маннергейм в 1991 году возвратился в Петербург и стал корнетом Лейб-гвардии Ее Императорского Величества Конногвардейского полка — одного из наиболее привилегированных полков российской гвардии. В следующем году он женился на Анастасии, дочери генерал-майора от кавалерии Николая Арапова и имел с нею двух дочерей — Анастасию и Софью. Аристократическое происхождение и удачный брак способствовали блестящей карьере гвардейского кавалериста, однако сдерживал ее недостаток средств — золотая гвардейская молодежь, как правило, жила намного «шире», нежели это позволяло сравнительно скромное жалованье младшего офицера. А Маннергейм из Финляндии никакой материальной поддержки не получал. Хотя, конечно, решающее значение в карьере сыграли его личные качества — ум, лидерские способности и отвага на поле боя. Гвардии поручик Маннергейм стоял в почетном карауле во время коронации последнего русского царя Николая II. А осенью 1905 года за особое мужество, проявленное в боях с японцами под Сандэпу, Инкоу и Мукденом, специальным указом императора ему досрочно присвоили звание полковника.
В 1906-м французский ученый Поль Пелло обратился к российскому и китайскому правительствам за разрешением провести комплексную научную археологически-этнографически-биологическую экспедицию от Ташкента до Пекина, исследовав Западный (русский) и Восточный (китайский) Туркестан. Русское правительство поставило условием участие в экспедиции русского «ученого», которым стал полковник Маннергейм. Его кандидатуру подобрал лично начальник Генштаба Палицин. Маннергейм «подал в отставку» и даже специально съездил в Финляндию, чтобы получить вместо общероссийского финляндский паспорт.
Конная экспедиция длилась свыше двух лет и собрала огромное количество разнообразных научных материалов. Приобрел славу этнографа и географа также и Маннергейм, сделавший за время экспедиции свыше 1300 фотографий. 1200 собранных им экспонатов материальной культуры сартов, киргизов, уйгуров и тибетцев составили специальную экспозицию в Национальном музее Хельсинки. Подлинным же итогом его «научной» работы был секретный меморандум, где полковник обосновывал необходимость и возможность завоевания и включения в состав Российской империи двух китайских провинций — Синцзяна и Ганьсу.
С 1913 года генерал-майор Маннергейм командовал в Варшаве Отдельной гвардейской кавалерийской бригадой, состоявшей из лейб-гвардии Уланского Ее Императорского Величества полка и лейб-гвардии Гродненского гусарского полка.
Во время Первой мировой войны бравый кавалерийский генерал последовательно командует бригадой, дивизией, оперативной группой из двух русских и трех румынских дивизий, а с лета 1917 года — кавалерийским корпусом на румынском фронте. Именно тогда он получил звание генерал-лейтенанта, а еще перед этим — полный набор наивысших российских военных орденов за личную отвагу и удачное руководство войсками. Генерал, придерживающийся правых взглядов, чрезвычайно негативно воспринял крах российской монархии и «революционизацию» армии. Его неприязнь к социалистам из Временного правительства была взаимной, и 20 сентября 1917 года боевого генерала сняли с командования корпусом и отправили в резерв штаба Одесского военного округа. Несмотря на то, что Маннергейм сам написал заявление об этом, сославшись на плохое состояние здоровья, в приказе о его переводе отмечалось, что «Маннергейм недостаточно понимает суть демократических преобразований, происходящих в России, а его отношение к военным комиссарам Временного правительства является недопустимым».
читать дальше
Автор: Алексей ПИДЛУЦКИЙ
Летом 1987 года мы с друзьями отправились на шлюпках в поход по шхерам Ладожского озера. Северная природа была преисполнена величия и какой-то хмурой красоты. Трудно даже было определить, какое, собственно, «тысячелетье на дворе». Казалось, что из очередного пролива вот-вот выплывет корабль с рыжими загорелыми викингами в рогатых шлемах или лодка с белокурыми финнами в домотканых рубахах. Впечатление усиливалось полным отсутствием людей. Уже за несколько километров от города Сортовалы невозможно было встретить живую душу. Каждый остров был необитаемым. И на каждом можно было найти следы жизни — старую яблоню с искореженными ветками, полузатопленную дренажную канаву, камни от фундаментов разрушенных домов... Только черепа и человеческих костей где-то в траве недоставало для того, дабы показалось, что ходишь по руинам средневекового городища, разоренного хищной чужеземной ордой. Разоренного жестоко, до основания, так, чтоб и следа не осталось от его жителей. Хотя почему, показалось? Собственно, все так и было…
Ранней весной где-то лет за пятьдесят до нашей поездки люди, испокон веков жившие на этих островах, вынуждены были бежать куда глаза глядят, покинув свои дома. Считанные старики, решившие остаться под чужеземной властью, прожили в своих хуторах не более двух недель — всех их депортировали на север Сибири и ни один (!) из них никогда не возвратился ни на родное пепелище, ни к своим детям, убежавшим на запад. «Освободители» так никогда и не смогли «переварить» болотистые земли на холодном краю земли. На нескольких десятках островов просто невозможно было создать колхоз — не существовало таких лодок, чтобы возить с острова на остров трактор «Беларусь» или комбайн «Дон». Посему все покинутые хутора безжалостно и методически разрушили.
После Советско-финской войны 1939—1940 года Финляндия потеряла территорию, где проживали 15 процентов населения, «финский Сочи» — Сортовалу, город, где летом временами можно даже загорать, самые плодородные свои земли, у русских признанные вообще «непригодными для сельского хозяйства»...
Тем не менее в кровавой, страшной, казалось, безнадежной войне финны отстояли самое дорогое — свое независимое государство. Финляндия так никогда и не стала ни «советской», ни «народной» республикой, ни составной частью, ни сателлитом СССР. Энкавэдисты так и не смогли провести массовые депортации «контрреволюционных и антисоветски настроенных элементов» из этой страны, никто никогда не загонял в колхозы хуторян Похьойс-Карьялы или Кески-Суоми, секретари парткомов не распинали лучших представителей интеллигенции за «националистические уклоны в творчестве», а работяги Хельсинки не теряли постепенно человеческое подобие под влиянием всеобщего скотства советской жизни.
Всем этим финны в огромной мере обязаны графу Карлу-Густафу-Эмилю фон Маннергейму, маршалу и главнокомандующему, регенту государства и президенту республики, человеку, дважды спасшему эту страну от красного потопа, который, казалось, должен был бы полностью залить ее.
Путь космополита
Большинство исторических деятелей определяет смысл своей жизни еще в ранней юности и неуклонно продвигается к раз и навсегда намеченной цели. А Карл Маннергейм нашел свое предназначение в возрасте 50 лет. Нужна была историческая гроза в виде двух российских революций 1917 года и несколько недель непростых раздумий и сомнений, чтобы генерал-лейтенант армии Николая II написал заявление об уходе с российской службы и отбыл из Одессы на отчую землю, где он не жил 30 лет, — создавать и защищать демократическую Финляндию.
До сих пор точно не установлено, в каком из имений своего отца — Лоухисаари или Вильнесе — родился будущий маршал. Но абсолютно точно известно, что произошло это 4 июня 1867 года и он был третьим ребенком одного из наиболее родовитых аристократов Финляндии графа Карла-Роберта фон Маннергейма и его жены Хелены, урожденной фон Юлин.
Пращуры Маннергейма прибыли в Швецию, владевшую тогда Финляндией, в XVII веке из Нидерландов. Прадед Карл-Эрик был лидером Аньяльской лиги, боровшейся против шведского короля Густава III; в 1795 году приговорен к казни, и только благодаря королевскому помилованию сохранил жизнь; в 1809 году, когда русские захватили Финляндию, возглавил делегацию сословий новообразованного Великого княжества, которая договаривалась c русским царем Александром I о статусе страны в составе Империи Романовых. Дед Карл-Густаф-Эмиль (в честь которого и назвали нашего героя) был председателем Высшего апелляционного суда Финляндии и ученым-биологом, а отец — известным поэтом, писателем и предпринимателем. Предпринимательская деятельность графа не удалась, он обанкротился и выехал в Париж, где провел последние годы жизни в кругу богемы. Имения отца распродали, и мать с детьми была вынуждена жить в имении своей мачехи. Когда Карлу-Густафу-Эмилю исполнилось четырнадцать лет, его мать умерла, отца, прожившего еще 33 года, он так никогда больше и не увидел, и его образованием и воспитанием занимался брат покойной матери Альберт фон Юлин.
Семьи и отца, и матери принадлежали к шведской аристократии Финляндии, их родным языком был шведский. Шведы захватили страну еще в XII столетии, и к началу XIX века финский язык оказался практически вытесненным из всех сфер культурного употребления — на нем разговаривали только крестьяне, впрочем, составлявшие 80 процентов населения страны. Не случайно, что первым пунктом требований (или пожеланий) граждан Финляндии, которые Маннергейм-прадед привез российскому императору, являлось утверждение шведского в качестве единственного языка администрации и суда в новообразованном Великом княжестве. Национальное финское возрождение началось лишь в середине XIX века, и первой реакцией на это со стороны шведской общины стал выпрошенный у русского царя указ 1850 года, запрещавший издание книг на финском языке. Только за год до рождения будущего героя Зимней войны, в 1866-м, финской общине удалось ввести в начальных сельских школах преподавание финского языка наравне со шведским.
Ныне финские патриоты стараются доказать, что семьи Маннергеймов и Юлинов были двуязычными, пользовались наравне шведским и финским, однако это представляется довольно сомнительным. По крайней мере, в 1918 году, когда Маннергейм возвратился в Финляндию, он имел огромные трудности при общении по-фински да и потом, до самой смерти, разговаривал на первом государственном языке страны с очень заметным акцентом, допуская множество ошибок.
Как бы там ни было, среднее образование Маннергейм получал на шведском — и в Хельсинкском приватлицее в 1874—80 годах, и в гимназии в Гамине в 1881—82, и в Гаминском кадетском корпусе в 1882—1886 годах. Из кадетского корпуса будущего маршала с позором исключили за многочисленные нарушения дисциплины. Лишь в следующем году он экстерном сдал выпускные экзамены в Хельсинкском приватлицее и, получив аттестат о среднем образовании, предпринял вторую попытку военной карьеры. Хотя еще в 1878 году в составе российской армии создали отдельные вооруженные силы автономной Финляндии, молодой аристократ не горел желанием служить в этом провинциальном корпусе. В 1887-м двадцатилетний Маннергейм вступил в одно из наиболее привилегированных юнкерских училищ России — Николаевское кавалерийское в Санкт-Петербурге. Так началась его тридцатилетняя военная служба в имперской армии.
В Санкт-Петербурге юнкер уже не бесчинствовал и через два года с отличием закончил училище, получив звания корнета. Прослужив два года в Польше, Маннергейм в 1991 году возвратился в Петербург и стал корнетом Лейб-гвардии Ее Императорского Величества Конногвардейского полка — одного из наиболее привилегированных полков российской гвардии. В следующем году он женился на Анастасии, дочери генерал-майора от кавалерии Николая Арапова и имел с нею двух дочерей — Анастасию и Софью. Аристократическое происхождение и удачный брак способствовали блестящей карьере гвардейского кавалериста, однако сдерживал ее недостаток средств — золотая гвардейская молодежь, как правило, жила намного «шире», нежели это позволяло сравнительно скромное жалованье младшего офицера. А Маннергейм из Финляндии никакой материальной поддержки не получал. Хотя, конечно, решающее значение в карьере сыграли его личные качества — ум, лидерские способности и отвага на поле боя. Гвардии поручик Маннергейм стоял в почетном карауле во время коронации последнего русского царя Николая II. А осенью 1905 года за особое мужество, проявленное в боях с японцами под Сандэпу, Инкоу и Мукденом, специальным указом императора ему досрочно присвоили звание полковника.
В 1906-м французский ученый Поль Пелло обратился к российскому и китайскому правительствам за разрешением провести комплексную научную археологически-этнографически-биологическую экспедицию от Ташкента до Пекина, исследовав Западный (русский) и Восточный (китайский) Туркестан. Русское правительство поставило условием участие в экспедиции русского «ученого», которым стал полковник Маннергейм. Его кандидатуру подобрал лично начальник Генштаба Палицин. Маннергейм «подал в отставку» и даже специально съездил в Финляндию, чтобы получить вместо общероссийского финляндский паспорт.
Конная экспедиция длилась свыше двух лет и собрала огромное количество разнообразных научных материалов. Приобрел славу этнографа и географа также и Маннергейм, сделавший за время экспедиции свыше 1300 фотографий. 1200 собранных им экспонатов материальной культуры сартов, киргизов, уйгуров и тибетцев составили специальную экспозицию в Национальном музее Хельсинки. Подлинным же итогом его «научной» работы был секретный меморандум, где полковник обосновывал необходимость и возможность завоевания и включения в состав Российской империи двух китайских провинций — Синцзяна и Ганьсу.
С 1913 года генерал-майор Маннергейм командовал в Варшаве Отдельной гвардейской кавалерийской бригадой, состоявшей из лейб-гвардии Уланского Ее Императорского Величества полка и лейб-гвардии Гродненского гусарского полка.
Во время Первой мировой войны бравый кавалерийский генерал последовательно командует бригадой, дивизией, оперативной группой из двух русских и трех румынских дивизий, а с лета 1917 года — кавалерийским корпусом на румынском фронте. Именно тогда он получил звание генерал-лейтенанта, а еще перед этим — полный набор наивысших российских военных орденов за личную отвагу и удачное руководство войсками. Генерал, придерживающийся правых взглядов, чрезвычайно негативно воспринял крах российской монархии и «революционизацию» армии. Его неприязнь к социалистам из Временного правительства была взаимной, и 20 сентября 1917 года боевого генерала сняли с командования корпусом и отправили в резерв штаба Одесского военного округа. Несмотря на то, что Маннергейм сам написал заявление об этом, сославшись на плохое состояние здоровья, в приказе о его переводе отмечалось, что «Маннергейм недостаточно понимает суть демократических преобразований, происходящих в России, а его отношение к военным комиссарам Временного правительства является недопустимым».
читать дальше