Лилии не прядут
Недавно, при чтении "Черной Книги Арды", меня посетила одна мысль, которая, укреплённая "случайным совпадением" в разговоре (было упомянуто, что абсолютная непогрешимость эльфов, их однозначное отнесение к добру вызывает тревогу и сомнения, как и живописание всех недостатков орков и причисление их к злодеям: мир слишком разделён на белых и чёрных) грозит развиться в небольшое исследование.
Любая попытка рассмотреть мир Толкиена, "почему он устроен так, а не иначе", отсылает нас к космогонии и истокам. Сразу же оговорюсь, что проблема, обозначенная вначале, никогда не возникала для меня как таковая: безоговорочное принятие абсолюта добра и зла воспринималось как аксиома, неотъемлемое свойство Арды магической, сотворенной.
Цитата: Хэмфри Карпентер - об эльфах: "По натуре своей они что люди - вернее, человеки, ещё не познавшие грехопадения, лишившего их былой силы и величия. (...) Эльфы - искусные мастеровые, стихотворцы и словесники; творения их рук своей красотой превосходят человеческие. К тому же им не грозит гибель на поле брани, поскольку они бессмертны. Ни старость, ни недуги, ни самая смерть - ничто не может остановить их творчество, день ото дня всё хорошеющее. Они являют собой идеал для всех натур творческих и артистических".
Итак, уже с самого начала мы переносимся в Золотой Век, воспеваемый во множестве мифологий и языческих религий мира. Следует заметить, что вплоть до 18 века в западной литературе существовало распределение жанров на высокие и низкие штили, а персонажей - на однозначно хороших или плохих. Сходство с античными принципами театра у Средних Веков, которые закончились в творчестве лишь с Веком Просвещения, небольшое - но факт остается фактом: лишь с романтизмом отрицательный герой начинает казаться привлекательным, а дальнейшие психологические исследования открывают благодатное поле для реализма, который заканчивается "взрывом-откровением" золотого века русской литературы, Достоевским и Толстым, доказывающими, что никто не является по природе законченным злодеем.
Толкиен же, создавая свой мир, придерживается религиозной скрупулезности; он разграничивает изначально добро и зло, не позволяя им быть "в крапинку" и терять свой заданный цвет - атмосфера сохраняется вплоть до появления людей.
Это не есть схематичность или условность, ни в коей мере. Как же тогда мы объясним привлекательность и живость легенд и сказаний? Творению нужны прочные опоры, ему необходимо, если угодно - мерило вещей и вера в него. Истории Толкиена о временах благословенных, в которых и содержалась главная магия - чистоты и несмешанности вещей, пребывания их суть задуманными изначально - вот к чему мы обращаемся в фэнтезийном доме Средиземья, и чтобы его принять всей душой, не стоит ждать от него поисков времен позднейших - сомнений людей. Это уже другая эпоха, в которой обрисованный мир на бумаге английского гения прекращает существовать.
Мы попадаем, по выражению Н. Бонналя, в In illo tempore - "далекие благословенные времена, когда человек был един с богами, животными и деревьями. Оно означает первозданный мир, где вещи значили всё и не значили ничего. То была эпоха единства, всеобщего очарования, которую не без грусти воспевали Руссо, Гельдерлин, Нерваль и многие другие поэты романтики, а мы с вами сегодня считаем ее колыбелью человечества". И Толкиен стремится покорить именно этими первозданными идеалами, смешение и усложнение для него - всегда искажение и гибель. Потому-то эльфы светлы, чисты и недостижимы для остальных рас Средиземья, а орки изображены не вызывающими сочувствия, "закоренелыми в злодействе".
При прочтении Сильмариллиона мы видим ещё более глубокие пласты-корни: противостояние Валаров, Властителей и Зодчих Арды, - и Мелькора, суть их брата. Именно здесь, как нигде более, звучит библейская, католическая тема.
Катехизис: "Путь к падению есть свободный выбор самих падших, решительно и бесповоротно отринувших Бога и Царство Его... Бесповоротная решимость в выборе падших, а вовсе не избывность Божьего милосердия стала причиной того, что их грех не подлежит искуплению. После падения не было с их стороны раскаяния, как не было его и для иных людей после смерти".
Выбор - вот что отличает и Мелькора, и его последователей, "отпавших от милости", высоко выражаясь, а позднее - и людей - чью сторону принимать. Противопоставление и несогласие идеально задуманному творению, как обозначил его сам Толкиен, порождает вырастание зла до огромной значимости, по силе уравновешивающей непогрешимое Добро, и развязывание непримиримой (а как иначе) войны - и двигателя истории.
Войны в Белерианде яростные - и священные. (Войны людей сплошь и рядом плохи, так как ведутся не с целью искоренения зла, их борьба - борьба с самими собой и себе подобными, она лишена эльфийской однозначности). Отмечу, что эльфы, даже после учинения немыслимых проступков Феанором, остаются благословенными, дивными, бессметрными - именно на них ложится борьба со злом в первые эпохи Средиземья: Валары, творцы земли, уже в это время - бездействующие, удалившиеся, занимающие позиции наблюдателей, пассивные и безучастные dei otiosi. Лишь однажды, ярко-ярко, загорается вся важность сохранения совести чистой. Поединок Финрода Фелагунда с Сауроном Гортхауром.
Выстоять против зла и не поддаться его искушениям можно только будучи исключительно непогрешимым (либо дураком, подобным Персевалю). О физической гибели мы здесь не говорим: эльфы бессмертны и могут возродиться в Благословенной Земле, Амане (ярчайший пример - Глорфиндел, сразивший балрога при отступлении из Гондолина и вернувшийся в Средиземье в Третьей Эпохе). Но душевный изъян - уже верная гибель, так как зло оказывается сильнее тебя. Подчеркиваю: именно абсолютная безгреховность - залог победы и спасения. При упоминании Сауроном кровопролитной резни эльфов в Альквалонде Финродова мораль терпит крах, потому что враг в своей правде оказывается сильнее его, рыцаря без страха, но - не без упрека. Таким образом, уже при небольшой тени на страницах судьбы участь Воина Света (фигурально, а не конкретно Финрода) предрешена. И, даже не читая Сильмариллион, а обращаясь к страницам "Властелина колец" (ВК), мы видим, как в мире Толкиена лучше юности дней, их первых, казалось - простых! - но ярчайших цветов и красок ничего не может быть. А ведь пример Лотлориэна - лишь отзвук величия, догадка о том, что могло - но не осуществилось или перестало существовать. Прелесть первых времен в ВК подчеркивается повсюду. Подвергая это сомнению, мы подвергаем опасности суть Бытийности, Эа. Итак, в аксиоматичности мы разобрались - она - необходимость. Не принимаете - эта Вселенная не для вас.
Отступление от той или иной стороны оборачивается проклятием и бедами, способствуя смешению и приобретению миром всевозможных оттенков серого. Уже описываемые события в ВК нарастающе трагичны - эльфы и орки, еще существующие, становятся легендами, былинами. Золотой Век далеко в прошлом, и на страницах гибнет окончательно чудесный мир - с падением Саурона участь волшебства, что выковывалась при нем - отойти в небытие. Иначе быть не может, нелогично. Потому и воцарение Арагорна - воцарение людей. Славное, как и все начинания, но омраченное окончанием предыдущей эпохи; и действительно, дальнейшее пребывание эльфов в Средиземье после падения злейшего врага, воплощения злых сил настолько мощного, насколько это может быть, без всяких серостей и крапинок, бессмысленно, их судьбы уже с ним не связаны - так Арда окончательно становится Землей, и настает эпоха наша, когда ни добро, ни зло уже не может наблюдаться - нигде - в абсолюте.
И здесь очень, очень интересны все люди, включая эдайн. на мой взгляд, именно в их сотворении (мифе) Толкиен допускает набольшие лакуны. Да и рисует их без большой любви. Действительно, как предлагают авторы "Черной Книги Арды" (ЧКА), можно подумать, что люди в Третьей Теме песни сотворения, Айнулиндалэ, от начала до конца замысел Мелькора, если бы Толкиен не отказал ему в Огне Неугасимом, без которого Мелькору никогда не подняться до роли настоящего Творца. Так, "люди боялись и не любили Валар", да и более прочих рас напоминали Мелькора своим духом, страстями, пороками и устремлениями. В них настолько перемешались добро и зло, что, вспомнив опоры, на которых покоился прекрасный мир Арды неизмененной, нельзя не ощутить большую погрешность в неотъемлемых особенностях человечества. не потому ли и Толкиен оставляет этот вопрос почти без внимания: мол-де, судьбы людей не связаны с Ардой, они - за пределами жизни, только не нужно бояться. И люди очень долго не главные герои в истории Средиземья, лишь в ВК они отстаивают своё право принять эстафету от Перворожденных, эльфов, и многих Толкиен щедро наделяет величием "древности", чтобы обосновать достойность подобного перехода. Оттого и важен сеянец Белого Древа - залог обновления.
Что же меня восхитило в ЧКА - авторы выбрали самый правильный из всех путей, наделив Мелькора человечностью и признаками творца, выбравшего путь познания (знание как объект - вообще артефакт Западной цивилизации), который вызывает сочувствие - на то и весь упор, - а более того, прошедшего путь, в котором не за что просить прощения или раскаиваться, а победители прямо или косвенно оказываются мучителями. Итак, Мелькор не только не теряет и крупицы справедливости в своей правде, но и обретает право толкования отсутствия греха, а следовательно, отрицание его падшести и проступков.
И здесь конец сочинения на тему "Почему эльфы у Толкиена такие хорошие, или об особенностях мироустройства Средиземья".
Любая попытка рассмотреть мир Толкиена, "почему он устроен так, а не иначе", отсылает нас к космогонии и истокам. Сразу же оговорюсь, что проблема, обозначенная вначале, никогда не возникала для меня как таковая: безоговорочное принятие абсолюта добра и зла воспринималось как аксиома, неотъемлемое свойство Арды магической, сотворенной.
Цитата: Хэмфри Карпентер - об эльфах: "По натуре своей они что люди - вернее, человеки, ещё не познавшие грехопадения, лишившего их былой силы и величия. (...) Эльфы - искусные мастеровые, стихотворцы и словесники; творения их рук своей красотой превосходят человеческие. К тому же им не грозит гибель на поле брани, поскольку они бессмертны. Ни старость, ни недуги, ни самая смерть - ничто не может остановить их творчество, день ото дня всё хорошеющее. Они являют собой идеал для всех натур творческих и артистических".
Итак, уже с самого начала мы переносимся в Золотой Век, воспеваемый во множестве мифологий и языческих религий мира. Следует заметить, что вплоть до 18 века в западной литературе существовало распределение жанров на высокие и низкие штили, а персонажей - на однозначно хороших или плохих. Сходство с античными принципами театра у Средних Веков, которые закончились в творчестве лишь с Веком Просвещения, небольшое - но факт остается фактом: лишь с романтизмом отрицательный герой начинает казаться привлекательным, а дальнейшие психологические исследования открывают благодатное поле для реализма, который заканчивается "взрывом-откровением" золотого века русской литературы, Достоевским и Толстым, доказывающими, что никто не является по природе законченным злодеем.
Толкиен же, создавая свой мир, придерживается религиозной скрупулезности; он разграничивает изначально добро и зло, не позволяя им быть "в крапинку" и терять свой заданный цвет - атмосфера сохраняется вплоть до появления людей.
Это не есть схематичность или условность, ни в коей мере. Как же тогда мы объясним привлекательность и живость легенд и сказаний? Творению нужны прочные опоры, ему необходимо, если угодно - мерило вещей и вера в него. Истории Толкиена о временах благословенных, в которых и содержалась главная магия - чистоты и несмешанности вещей, пребывания их суть задуманными изначально - вот к чему мы обращаемся в фэнтезийном доме Средиземья, и чтобы его принять всей душой, не стоит ждать от него поисков времен позднейших - сомнений людей. Это уже другая эпоха, в которой обрисованный мир на бумаге английского гения прекращает существовать.
Мы попадаем, по выражению Н. Бонналя, в In illo tempore - "далекие благословенные времена, когда человек был един с богами, животными и деревьями. Оно означает первозданный мир, где вещи значили всё и не значили ничего. То была эпоха единства, всеобщего очарования, которую не без грусти воспевали Руссо, Гельдерлин, Нерваль и многие другие поэты романтики, а мы с вами сегодня считаем ее колыбелью человечества". И Толкиен стремится покорить именно этими первозданными идеалами, смешение и усложнение для него - всегда искажение и гибель. Потому-то эльфы светлы, чисты и недостижимы для остальных рас Средиземья, а орки изображены не вызывающими сочувствия, "закоренелыми в злодействе".
При прочтении Сильмариллиона мы видим ещё более глубокие пласты-корни: противостояние Валаров, Властителей и Зодчих Арды, - и Мелькора, суть их брата. Именно здесь, как нигде более, звучит библейская, католическая тема.
Катехизис: "Путь к падению есть свободный выбор самих падших, решительно и бесповоротно отринувших Бога и Царство Его... Бесповоротная решимость в выборе падших, а вовсе не избывность Божьего милосердия стала причиной того, что их грех не подлежит искуплению. После падения не было с их стороны раскаяния, как не было его и для иных людей после смерти".
Выбор - вот что отличает и Мелькора, и его последователей, "отпавших от милости", высоко выражаясь, а позднее - и людей - чью сторону принимать. Противопоставление и несогласие идеально задуманному творению, как обозначил его сам Толкиен, порождает вырастание зла до огромной значимости, по силе уравновешивающей непогрешимое Добро, и развязывание непримиримой (а как иначе) войны - и двигателя истории.
Войны в Белерианде яростные - и священные. (Войны людей сплошь и рядом плохи, так как ведутся не с целью искоренения зла, их борьба - борьба с самими собой и себе подобными, она лишена эльфийской однозначности). Отмечу, что эльфы, даже после учинения немыслимых проступков Феанором, остаются благословенными, дивными, бессметрными - именно на них ложится борьба со злом в первые эпохи Средиземья: Валары, творцы земли, уже в это время - бездействующие, удалившиеся, занимающие позиции наблюдателей, пассивные и безучастные dei otiosi. Лишь однажды, ярко-ярко, загорается вся важность сохранения совести чистой. Поединок Финрода Фелагунда с Сауроном Гортхауром.
Выстоять против зла и не поддаться его искушениям можно только будучи исключительно непогрешимым (либо дураком, подобным Персевалю). О физической гибели мы здесь не говорим: эльфы бессмертны и могут возродиться в Благословенной Земле, Амане (ярчайший пример - Глорфиндел, сразивший балрога при отступлении из Гондолина и вернувшийся в Средиземье в Третьей Эпохе). Но душевный изъян - уже верная гибель, так как зло оказывается сильнее тебя. Подчеркиваю: именно абсолютная безгреховность - залог победы и спасения. При упоминании Сауроном кровопролитной резни эльфов в Альквалонде Финродова мораль терпит крах, потому что враг в своей правде оказывается сильнее его, рыцаря без страха, но - не без упрека. Таким образом, уже при небольшой тени на страницах судьбы участь Воина Света (фигурально, а не конкретно Финрода) предрешена. И, даже не читая Сильмариллион, а обращаясь к страницам "Властелина колец" (ВК), мы видим, как в мире Толкиена лучше юности дней, их первых, казалось - простых! - но ярчайших цветов и красок ничего не может быть. А ведь пример Лотлориэна - лишь отзвук величия, догадка о том, что могло - но не осуществилось или перестало существовать. Прелесть первых времен в ВК подчеркивается повсюду. Подвергая это сомнению, мы подвергаем опасности суть Бытийности, Эа. Итак, в аксиоматичности мы разобрались - она - необходимость. Не принимаете - эта Вселенная не для вас.
Отступление от той или иной стороны оборачивается проклятием и бедами, способствуя смешению и приобретению миром всевозможных оттенков серого. Уже описываемые события в ВК нарастающе трагичны - эльфы и орки, еще существующие, становятся легендами, былинами. Золотой Век далеко в прошлом, и на страницах гибнет окончательно чудесный мир - с падением Саурона участь волшебства, что выковывалась при нем - отойти в небытие. Иначе быть не может, нелогично. Потому и воцарение Арагорна - воцарение людей. Славное, как и все начинания, но омраченное окончанием предыдущей эпохи; и действительно, дальнейшее пребывание эльфов в Средиземье после падения злейшего врага, воплощения злых сил настолько мощного, насколько это может быть, без всяких серостей и крапинок, бессмысленно, их судьбы уже с ним не связаны - так Арда окончательно становится Землей, и настает эпоха наша, когда ни добро, ни зло уже не может наблюдаться - нигде - в абсолюте.
И здесь очень, очень интересны все люди, включая эдайн. на мой взгляд, именно в их сотворении (мифе) Толкиен допускает набольшие лакуны. Да и рисует их без большой любви. Действительно, как предлагают авторы "Черной Книги Арды" (ЧКА), можно подумать, что люди в Третьей Теме песни сотворения, Айнулиндалэ, от начала до конца замысел Мелькора, если бы Толкиен не отказал ему в Огне Неугасимом, без которого Мелькору никогда не подняться до роли настоящего Творца. Так, "люди боялись и не любили Валар", да и более прочих рас напоминали Мелькора своим духом, страстями, пороками и устремлениями. В них настолько перемешались добро и зло, что, вспомнив опоры, на которых покоился прекрасный мир Арды неизмененной, нельзя не ощутить большую погрешность в неотъемлемых особенностях человечества. не потому ли и Толкиен оставляет этот вопрос почти без внимания: мол-де, судьбы людей не связаны с Ардой, они - за пределами жизни, только не нужно бояться. И люди очень долго не главные герои в истории Средиземья, лишь в ВК они отстаивают своё право принять эстафету от Перворожденных, эльфов, и многих Толкиен щедро наделяет величием "древности", чтобы обосновать достойность подобного перехода. Оттого и важен сеянец Белого Древа - залог обновления.
Что же меня восхитило в ЧКА - авторы выбрали самый правильный из всех путей, наделив Мелькора человечностью и признаками творца, выбравшего путь познания (знание как объект - вообще артефакт Западной цивилизации), который вызывает сочувствие - на то и весь упор, - а более того, прошедшего путь, в котором не за что просить прощения или раскаиваться, а победители прямо или косвенно оказываются мучителями. Итак, Мелькор не только не теряет и крупицы справедливости в своей правде, но и обретает право толкования отсутствия греха, а следовательно, отрицание его падшести и проступков.
И здесь конец сочинения на тему "Почему эльфы у Толкиена такие хорошие, или об особенностях мироустройства Средиземья".