"Сарабанда" Бергмана

[Fiolette]

Аннотация:
В 1973 году великий мастер европейского кинематографа, легендарный Ингмар Бергман ("Фанни и Александр", "Земляничная поляна", "Осенняя соната", "Шепоты и крики", "Персона", "Девичий источник") рассказал волнующую и откровенную историю Марианны и Йохана, создав яркую хронику их непростой супружеской жизни, обреченной на медленное и мучительное угасание. Фильм "Сцены из супружеской жизни", удостоенный премии "Золотой глобус", оставлял зрителя самостоятельно дорисовывать портрет их отношений после развода. Спустя 30 лет 86-летний мэтр - девятикратный номинант на премию "Оскар", обладатель высших наград Каннского, Берлинского и Венецианского кинофестивалей - продолжает рассказ о Марианне и Йохане в фильме "Сарабанда", которым режиссер решил увенчать свою славную карьеру. Бывшие супруги вновь встречаются после долгой разлуки, но их отношения все также волнующи и непредсказуемы, ведь в их семье зреет новый конфликт. Юная Карин стремится вырваться из-под опеки своего строгого отца. И только Марианна, не забывшая свою молодость, способна понять вольный романтический нрав своей любимой внучки..

Мои впечатления:
Странный фильм. Зачем спекулировать приемами "Антихриста" фон Триера, если можно использовать отяжеляющую, простую человеческую ненависть. Образы действующих лиц никак нельзя назвать легкими и гладкими - эти понятия изгнаны из фильма. Они - гиганты, сложные, бугристые, давящие. Талант, мастерство - врезаются в память, очевидны, но - погребают. Здесь - тема разрыва между родителями и детьми, пропасть непонимания, отдаление, нелюбовь... Каждая обида укореняется, памятью о прекрасном стремится завладеть каждый. Хенрик - пухлая ранимость. Йохан - жестокая острота. Карин - бунтующая решительность. Так они делят Анну. Анна - та же Ингрид Бергман, жена режиссера. Ощущение, что ей, и только ей посвящен фильм, от начала до конца, ушедшей из жизни и оплакиваемой. Но злые это слёзы, тёмное посвящение. Дух скандинавской обреченности.

Рецензия (В. Распопин):

Тридцать лет спустя после скандалов и примирений, драк и развода, после тайных любовных встреч бывших супругов, 64-летняя Марианна отправляется навестить доживающего свой век на отшибе (на острове Форё?.. на острове Авалон?..) 83-летнего Йохана, чтобы в последний раз возвратиться в прошлое. Но дважды вступить в одну и ту же воду невозможно: нет уже ни того Йохана, ни той Марианны, ни той семьи, ни той эпохи. Есть лишь тени тех людей и воспоминания, от долгих лет неустроенности и душевного одиночества, кажется, обретшие подобие плоти. И когда старики встречаются - так, будто бы и не было этого расставания в тридцать лет, в общем-то, сказать друг другу в "Сарабанде" героям "Сцен из супружеской жизни" нечего, хотя никто в целом мире не поймёт их так, как они понимают друг друга. Потому взаимоотношения Марианны и Йохана в новом фильме Ингмара Бергмана представляют собой скорее сюжетную рамку, а содержанием картины становится история совсем другой, пусть и родственной, семьи, члены которой, не находя общего языка со стариком Йоханом, пытаются найти помощь у ранее вовсе им не знакомой Марианны, способной, как они надеются, им помочь.

Читать дальше

Но чем она, юрист, специалистка по вопросам брака, не сумевшая сохранить ни одной из нескольких собственных семей, чем она - даже если бы и очень хотела - может помочь, что может посоветовать 60-летнему сыну своего мужа от первого (и не с ней) брака, вдовому музыканту, два года назад потерявшему кроткую, любимую и измученную им жену, а теперь теряющему работу, музыкально одарённую и слишком горячо любимую дочь, на время заменившую ему (во всех смыслах) жену, наконец, и саму жизнь? И что может посоветовать она, чем помочь 20-летней внучке Йохана, выбирающей между собственной, возможно, яркой, артистической, свободной и счастливой - будущей - жизнью - и жутковатой привязанностью к склоняющемуся к суициду отцу, привязанностью, обусловленной, конечно же, не истинной страстью и нежностью, а глупостью, жалостью и глубоко ошибочным, инфантильным представлением о дочернем долге перед памятью матери?

Ей, Марианне, приехавшей навестить до сих пор любимого человека, а попавшей в горнило чужих страданий, уже не до страстей. А тем более ему, Йохану. Старики могут, конечно, любить или не любить своих детей, благодетельствовать им, или, напротив, держать в материальной зависимости, но по большому счёту живут уже только сами собой, своими недугами и никому не нужными интересами, воспоминаниями о прошлом. Отсутствием будущего.

Ингмар Бергман не напрасно просил не воспринимать "Сарабанду" (2004) в качестве прямого продолжения "Сцен из супружеской жизни" (1973). Это, действительно, так - перед нами уже не те люди, что когда-то надеялись построить новую жизнь, рвали страсти, любили, несмотря ни на что и, таким образом, жили. Это - бывшие Йохан и Марианна, это - лишь мотивы "Сцен..." в "Сарабанде". Но нисколько не меньше в ней отсылок, например, к "Земляничной поляне" (где непонимание между отцом и сыном ещё не дошло, как здесь, до ненависти) и особенно "Осенней сонате", откуда тянутся едва ли не все основные мотивные нити "Сарабанды".

Вообще говоря, этот фильм представляется очередным (сколько уж их было после итоговой ленты "Фанни и Александр" - и даст Бог будут ещё!) авторским эпилогом к собственному творчеству, по крайней мере, к таким его темам, как противостояние мужчины и женщины в семье, самоопределение творческой личности, всегда стремящейся к свободе и всегда же страшащейся неизменно сопровождающего свободу одиночества, ответственность и безответственность здорового человека во взаимоотношениях с близким больным, любовь - ненависть между отцами и детьми. В новом фильме последнего могиканина авторского кинематографа золотого века, больше десяти лет не снимавшего, пережившего глубокую личную драму и живущего в затворничестве, к этим темам добавились размышления о взаимоотношениях стариков и внуков, холодновато-рассудочные (как это и свойственно людям, перешагнувшим возраст страстей, в том числе и интеллектуальных) сожаления о преходящести не только любви, но и самой жизни, глубокая печаль о той единственной, которой больше нет (да и была ли она, идеальная жена и мать, представленная в картине лишь на фотографии?), даже инцест...

Творчество Бергмана, как и творчество всякого большого художника, всегда было предельно искренним, что значит - лишённым ложного стыда и глубоко автобиографичным. Однако, занятое прежде всего метаниями духа и мучениями души, проблемами философскими и, если угодно, теологическими, оно неизменно оставалось высоким, даже вторгаясь в подноготную частной жизни. В "Сарабанде" мы встречаемся с художником хорошо знакомым, чуть, пожалуй, в сравнении с прежними его картинами приземлённым, отчасти как бы примирившимся со многим из того, с чем боролся всю свою долгую, яркую и яростную в творческом смысле жизнь. А сам художник, с достоинством и даже совсем не характерной для него степенностью, вновь обращается к многократно исследованным им ранее тайнам бытия, вновь лицом к лицу встречается если не с самой смертью, то с её неизбежностью. И не с какой-нибудь символической, как в "Седьмой печати", фигурой, с которой можно, хоть это и безнадежное дело, бороться, а с обычным (и потому куда более жалким и жутким) естественным человеческим уходом.

Именно так уходит, пусть и не умирая на наших глазах физически, Йохан, уходит - превращаясь в финальном эпизоде картины в младенца. Ведь не затем он раздевается догола, прося бывшую жену пустить его в постель, чтобы вспомнить молодость - затем, чтобы в последний раз хоть чуть-чуть согреться - душой и телом, хоть на минуту отогнать страх надвигающейся смерти, которую все мы и каждый встречаем в одиночестве. Даже если в жизни не были одинокими. А Йохан был.

Именно так уходит ещё крепкая Марианна, возвращаясь из путешествия в прошлое в свой одинокий дом, где, кажется, нет ничего, кроме огромного стола, заваленного фотографиями, на которых запечатлена её прошедшая жизнь.

Не так (ибо он ещё не старец, ибо он ещё может потерять - и теряет - то, чего уже нет ни у Йохана, ни у Марианны - надежду), по-другому, страшно и жалко, но тоже уходит сын Йохана, потерявший последнюю уродливую свою любовь и последнюю, совершенно несбыточную, химерическую надежду. Уходит и его дочь - не из жизни вообще, но из той жизни на краю (света, Авалона, материнского портрета), с которого обрывается в небытие её отец и любовник, уходит из остатков жизни деда, исчезает с горизонта, открытого взору подводящей итоги Марианны.

И не остаётся никого. Была ли жизнь, "дар напрасный, дар случайный", была ли любовь, а если и были - зачем? Ради ли высшего чего-то, что, может быть, зачтётся нам за гранью, или только для того, чтобы промчаться бесследно по этой равнодушной ко всему земле в ритме сарабанды - старинного танца, знавшего, сменившего и забывшего мириады исполнителей, талантливых и бездарных, отстоявших своё лицом к лицу, отсмотревших в зеркало жизни и смерти - и канувших, канувших, канувших в ту бездну, из которой никто не возвращается, о которой никто из ещё живущих ничего не знает...

Надо ли говорить о том, что, как все поздние, да и многие ранние фильмы Бергмана, этот сделан очень скромно, но тем не менее даже только по видеоряду превосходит большинство современных фильмов, что в философскую поэму или, если хотите, в масштабную фреску вырастает скорее постфактум - по размышлении, нежели непосредственно во время просмотра, что эротика - в рискованнейшем из возможных вариантов - дана в единственном даже не эпизоде, а - жесте и тем не менее поражает зрителя наповал, что драматургия и режиссура его уникальны, единственно возможны, что музыкальное решение требует отдельной большой статьи (и не моей, а настоящего специалиста), что актёрские работы старых бергмановских звёзд намеренно не броски (разве старость может быть броской?), но бездонно глубоки, а работы актёров, ранее у Мастера не снимавшихся (особенно роль сына Йохана, сыгранная, если не ошибаюсь, Берье Ольстедтом), снимают любые возможные сомнения в неослабевающей мощи режиссёрской руки 86-летнего классика, что, наконец, в полном соответствии с формальными и содержательными задачами творческого эпилога, в "Сарабанде" на первый план выступают мужчины (чего в фильмах Бергмана не было, пожалуй, со времён помянутой выше "Седьмой печати").

Мастер прощается с ремеслом, художник - с искусством, старец - с женщинами, мудрец - с терзаниями духа, человек - с жизнью, душа - с плотью. А сарабанда - старинный испанский танец, казалось бы, столь далёкий от суровой природы северного острова Форё и творчества укрывшегося там отшельника - продолжается. Пока ещё продолжается. Как бы хотелось, чтобы эта музыка не умолкла никогда.

@музыка: Chris Rea - Sail Away

@темы: movies, Europe